САМОУПРАВЛЕНИЕ И КОЛЛЕКТИВНАЯ
СОБСТВЕННОСТЬ НА РУБЕЖЕ ВЕКА
СОБСТВЕННОСТЬ И ВЛАСТЬ
Юрий Бычек, журнал "Российская Федерация"
В конце минувшего года в Санкт-Петербурге состоялась международная научно-практическая конференция, тема которой обозначена в заголовке. Именно эта проблема стала стержнем дискуссии, хотя инициаторы встречи - Международная ассоциация "Ученые за демократию и социализм", журнал "Альтернативы", Независимый профсоюз АО "Кировский завод", Союз совладельцев России и газета независимых профсоюзов "Солидарность" - определили предмет разговора иначе: "Самоорганизация, самоуправление и рабочее движение на рубеже XXI века".
Думается, такой поворот и закономерен, и естественен. Реалии времени побуждают любого мало-мальски активного члена общества задумываться о том, почему внутреннее напряжение в нашем социуме не снижается, о чем свидетельствуют не только итоги последних выборов, почему продолжается расслоение общества на очень бедное большинство и очень богатое меньшинство при практическом отсутствии так называемого "среднего класса" - основы любого развитого современного общества.
Поиск ответа неизбежно приводит к выводу, что глубинная причина этого, а в том числе и наших порой парадоксальных политических пристрастий скрыто в особенностях того социально-экономического механизма, который мы сформировали на сегодня.
Собственность и власть неразделимы. Но чем выше их концентрация в одних руках, тем хуже действует механизм, тем он менее жизнеспособен. Это мы уже доказали собственным историческим опытом: хватило семидесяти с небольшим лет, чтобы построенный нами "развитой социализм", который было бы корректнее и честнее называть государственно-монополистическим капитализмом, саморазрушился в полном соответствии с теоретическим предсказанием К.Маркса.
Все это время мир, как подчеркивали многие участники конференции, старательно учился на наших ошибках и всеми силами избегал запредельной концентрации капитала и его слияния с государственными структурами. Но паралельно мир учился у нас и другому. Уже несколько десятилетий на Западе формируется и набирает силу "Экономика XXI века". Ее основные черты буквально списаны с того, что имелось в глубинах нашего недавнего прошлого. А теперь уже в пору нам учиться у Запада. Как не вспомнить русские сапожки из Парижа!
Что сапожки импортные - это Бог с ними. Главное, чтоб впору были. А нам такие шлют, что и обезножить недолго. Поспешно следуя настойчивым рекомендациям западных советников, всю власть имущие реформаторы внедряют весьма специфическую модель рыночной экономики, предназначенную для стран "третьего мира" - развивающихся. В итоге отечественное производство уже который год неуклонно сворачивается практически во всех отраслях, за исключением сырьевых. А что еще может предложить "третий мир" на мировой рынок? Ничего. Но Россия - то может! Так зачем же самих себя ниже подвала опускать?
Несмотря на все потрясения последних лет, Россия не растеряла свое главное богатство. И светлых голов хватает, и рук золотых. Значит, и рынок нам требуется соответствующий. Не усеченный до импорта всего на экспорт сырья.
Возможен ли он у нас с учетом всех рыночных реалий? Возможен, и при том - в обозримом будущем на рубеже веков. Нам многому придется учиться. Но не придется учиться главному - тому, что впитано с молоком матери.
Что характерно для "экономики XXI века в ее западном варианте"? Коллективизм как идеологическая основа максимально широкое участие наемных работников в управлении производством как школа предпринимательства и постепенное их превращение в совладельцев предприятия. Таков американский ЭСОП с его четырьмя ступенями "посвящения". А в испанском "Мондрагоне" - развлетвленной системе кооперативных, производственных, научно-исследовательских, учебных и финансовых учреждений - совладение является непременным условием вступления сообщества: по Уставу "Мондрагона" доля наемных работников не может превышать пяти процентов общей численности.
Впрочем / и об этом участники конференции тоже говорили/, совсем не обязательно кивать на Запад. коль скоро есть не менее эффективная российская модель - система Магомеда Чартаева. Она блистательно доказала свою жизнеспособность даже в нынешних непростых условиях. Отметим попутно небезынтересный факт: "Союз совладельцев России" образовали приверженцев и последователи этой системы.
Несмотря на расхожее - только в России! - мнение, что коллективный собственник не может быть эффективным собственником, которого, т.е. последнего, усиленно, но безуспешно ищут официальные реформаторы, и ЭСОП, и "Мондрагон", и те россияне, кто принял модель Чартаева, убедительно доказывают обратное. В частности, например 12-15 процентов производственного и трудового потенциала США, т. е. несколько тысяч фирм, в том числе и очень крупных, благодаря системе ЭСОП стабильно превосходят по всем основным финансово-экономическим показателям "нормальные" частнокапиталистические предприятия, не говоря о государственных: они в этом списке последние. Кстати, в США существует государственная программа поддержки ЭСОП. Она предполагает к 2000 году вовлечь в эту систему еще почти столько же предприятий.
Самоуправление, по мнению участников конференции, является высшей формой демократии. При этом построение властных структур осуществляется по принципу делегирования полномочий снизу вверх и полной подотчетности верхних уровней нижним. Но сколько ни декларируй принцип самоуправления, реальная власть останется в руках того, кому принадлежит собственность.
Поэтому совсем не случайно две основные подтемы петербургской конференции были сформулированы следующим образом. Первая: "Производственное самоуправление и коллективная собственность". И вторая: "Территориальное самоуправление: есть ли у него перспективы в современной России?". Рассматривая эти проблемы с разных, в том числе как весьма радикальных, так и вполне умеренных, "центристских" точек зрения, участники конференции пришли к малоутешительному выводу, в рамках действующего законодательства реализовать право на самоуправление одинаково трудно и на производстве, и на территории, хотя формально такое право закреплено целым пакетом федеральных законов - о собственности, о местном самоуправлении, о предприятии и т.д.
В чем эти трудности? Возьмем производство. Здесь в процессе приватизации большинство трудовых коллективов избрали вторую модель, по которой коллектив имеет право выкупить по номинальной стоимости треть "простых", т. е. голосующих акций предприятия, и, участвуя в открытом аукционе, довести свой совокупный пакет до 51 процента. И это свидетельствует о высокой социально-экономической зрелости россиян: они отказались от приобретения на льготных условиях неголосующих "привилегированных" акций, хотя по ним выплата дивидендов обязательна. Люди выбрали возможность участвовать в управлении.
Но так ли она велика, эта возможность? Возьмем "Уралмаш". Треть совокупного пакета принадлежит многотысячному коллективу, еще почти треть - частному лицу, остальное - государству. Так кто же реально управляет "Уралмашем"?
Треть - не контрольный пакет. Но и она, изначально отвоеванная коллективом, имеет тенденцию "таять". И речь уже не о конкретном предприятии, а о принципе, отчетливо зафиксированном практикой последних лет: акции работников перекупаются прежде всего собственными управленческими структурами в одних случаях за более высокую, "выгодную" продавцу цену, что вполне законно, хотя и не очень естественно, в других - под угрозой увольнения, что абсолютно незаконно, но практикуется.
То же и в сфере территориального самоуправления. Участники конференции приводили примеры из жизни того же Санкт-Петербурга, где уже есть случаи "выдавливания" жителей из квартир, в том числе приватизированных, закупившим дом и участок земли коммерческим структурам, а то и частными лицами.
Есть ли возможность бороться с этими негативными тенденциями в рамках закона? Да, есть. Но больно уж узкой тропинкой придется на первых порах добираться до цели. Нет сегодня в России ни одного по-настоящему массового и авторитетного профсоюза, общественного объединения, движения. Формально их много. Один только перечень официально зарегистрированных мог бы, пожалуй, занять журнальную страницу. Но все они пока что весьма малочисленны, даже если выражают интересы достаточно больших групп и слоев населения.
И значит, остается один путь - путь малых дел, которые рано или поздно приведут к действительно массовым объединениям, а через них - к консолидации общества. Лучше бы - рано, до того, как в беднеющем народе вызреет мысль о новом переделе бывшей общенародной собственности.
ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЙ УЧАСТНИКОВ КОНФЕРЕНЦИИ
А.Бузгалин, профессор (МГУ)
К сожалению, в России, да и не только в России мы сталкиваемся в последние десятилетия с доминированием двух тенденций. Первая из них - это апелляция к свободному рынку, конкуренции, индивидуализму как ключевым механизмам организации экономики, общественной жизни, решения проблем и на региональном и на производственном уровне.
В России волна патологической популярности правого либерализма, монетаризма, идей свободного рынка сейчас сходит, но в большинстве стран мира праволиберальная ориентация остается доминирующей.
Реакцией на эту тенденцию стала противоположная и , на мой взгляд, не менее опасная тенденция к апелляции сильной власти, порядку, новым механизмам централизации, усилению государства, сведению практически любых альтернатив "дикому" рынку - не регулируемому, не социал-демократической модели, а именно "дикому" - к одной: твердой власти.
Как правило, в общественной жизни, а отчасти и в экономике идея сильной, твердой власти оказывается достаточно тесно связана с национализмом. Применительно к России используется еще термин "державность". Иногда речь идет о государственности. Это не одно и то же, эти три аспекта, по-разному характеризующие, мне кажется, общую тенденцию решения проблем организации на производстве, в экономике, в территориальной жизни за счет некоей пирамиды, имеющей в качестве вершины власть президента. Есть и монархисты, мечтающие о новом Романове. Правда, здесь не обошлось без курьезов. Достаточно вспомнить Петра Романова, директора крупного завода и сенатора, который, публично кокетничал своей фамилией, подчеркивал, что он, мол, не случайно Романов и для его единомышленников это не случайная фамилия.
Но кокетство кокетством, а тенденция вполне серьезна. Она, повторяю, связана с поиском альтернативы свободному рынку в форме власти сильной руки.
Есть ли какой-то третий путь? Да. Вспомним вторую половину 80-х годов. Сегодня радикальные либералы клянут Горбачева за недостаток решительности. Мол, поэтому так тяжел переход к рынку. Ортодоксальные коммунисты и державники клянут за "предательство идеалов", приведшее к распаду СССР. Но ни те, ни другие в упор не видят, что именно тогда перед страной открывался и третий путь, движение по которому не требовало таких жертв, которые теперь принесены.
Для второй половины 89-х характерен мощный взрыв движения трудовых коллективов, которые старались взять в свои руки права по распоряжению, управлению на производстве. Это был период расцвета и для органов местного самоуправления. Это был период оживления профсоюзов, экологических организаций. Тогда же был создан Союз потребителей, преобразованный потом в Конфедерацию. Тогда же возникли народные фронты, выступавшие под лозунгом "Больше демократии, больше социализма!". Все это были действительно массовые движения, во многом молодежные.
Это недавняя история отчасти может быть ключом к дискуссии на нашей конференции. И я хочу напомнить некоторые ее штрихи подробнее. Движение самоуправления трудовых коллективов началось с выхода Закона 1987 года "О предприятии". Двусмысленный. половинчатый закон, который позволял создавать советы трудовых коллективов, а этим советам позволял взять в свои руки некоторые полномочия в области распределения прибыли, формирования плана, решения опросов о слиянии предприятий, переходе на внутренний хозрасчет. Иными словами, целый ряд существенных вопросов мог решаться при непосредственном участии СТК и других органов самоуправления. Это был один из самых радикальных шагов в новейшей истории в области самоуправления.
А что из этого получилось? СТК были созданы практически на всех предприятиях, но, на мой взгляд. процентов 80 из них носило сугубо формальный характер. Но даже эти формальные образования вызвали в рабочей среде интерес к делам предприятия больший, чем мы имели прежде и чем имеем сейчас, при переходе к вроде бы демократическому обществу.
Итак, даже худшие 80 процентов сдвинули общественное сознание с мертвой точки. Пусть формально, но люди обсуждали дела предприятия, его планы, его перспективы, вопросы заработной платы, участвовали в выборах СТК. Лучшие же 20 процентов пытались реально участвовать в управлении.
Насколько помню, первый съезд СТК состоялся в 1990 году. На него собралось порядка тысячи человек, представлявших около семи миллионов занятых. В основном были представлены такие предприятия, как конструкторские бюро, "почтовые ящики", крупные объединения - КамАЗ, АвтоВАЗ, Норильский ГМК. Иными словами, самые активные СТК сформировались в наиболее передовой части нашей экономики, если говорить о технологии. Это произошло не по чьей-либо указке, а в силу объективной связки, которую я хотел бы подчеркнуть. Наиболее продвинутые в технологическом отношении, обладающие наиболее высококвалифицированными кадрами предприятия оказались в наибольшей степени способны к реальному самоуправлению и заинтересованы в нем.
Существует упорное мнение, что самоуправление - это очередная попытка привлечь кухарку к управлению государством. Вышесказанное уже опровергает этот тезис. Но добавлю. Почему какой-нибудь мафиозо, рэкетир, да просто человек с дипломом или даже без оного может стать предпринимателем и возглавить собственную фирму с крупным оборотом, а квалифицированный инженер или, скажем, экономист не может участвовать в управлении предприятием, на котором работает? Это один из парадоксов новейшей истории.
Второй парадокс заключается в следующем. Фактически уникальный опыт самоорганизации, зарождение снизу альтернатив и бюрократизму, и рынку тут же столкнулись с классическими болезнями самоуправления, его противоречиям. Первая болезнь - это вырождение через бюрократизацию. Достаточно вспомнить многочисленные примеры избрания председателями СТК директоров предприятий. Или - что не лучше - освобожденных председателей, которые становились на деле как бы вторыми директорами и притом не столько соратниками, сколько соперниками первым. Нельзя назвать удачными и попытки превращать СТК в некий аналог совета директоров.
В основе третьего парадокса иллюзия, что рыночная система наиболее адекватна для самоуправления. На первый взгляд, самоуправляющийся коллектив заинтересован именно в рынке, но... Но у рыночной экономики есть ряд принципиальных особенностей, противоречащих базовым принципам самоуправляющимся предприятием. Возьмем рыночные критерии эффективности: Это максимальная рентабельность, которая достигается за счет интенсификации труда, сокращения персонала, изменения профиля предприятия и т.д. В реальных условиях свободного рынка России это означает резкое сокращения занятых, т.е. увольнение своих товарищей, превращение промышленного предприятия в склад или контору на перепродажи чужих товаров. Далее. Рыночная система не может существовать без коммерческой тайны, а самоуправление требует полной гласности. Выходит, и этот путь нам заказан? Не будем спешить: опыт американского ЭСОПа убеждает, что полная открытость внутри вполне сочетается с полной закрытостью снаружи. Другое дело, что наш рынок отличается от американского своей "дикостью".
Но отвлечемся то производственной сферы. Опыт 80-х годов дал множество примеров массовой самоорганизации снизу и на территориальном уровне. Вспомним самоуправление микрорайонов, молодежные жилищные комплексы, потребительские объединения, целый ряд других инициатив, которые мы можем отнести к факторам территориального самоуправления. Но и здесь не обошлось без вырождения, коммерциализации. Причем "технология" этих процессов в точности повторяет происходившее в производственной сфере.
Правда, есть и отличия. Недавно в Институте научной информации по общественным наукам прошла конференция по проблемам самоуправления. И там целый ряд глав администраций рассказывали о том, что сейчас самоуправление развивается очень активно. Одному из выступавших задали вопрос: как? Назначаемые президентом главы администраций имеют очень широкие полномочия, ответил он, а значит - развивается самоуправление. Заявление парадоксальное. Но оно воспроизводиться в законах и других нормативных актах, согласно которым самоуправление территорий сводится к власти бюрократов в регионе.
Так где же выход? Лично мне он видится в использование принципа свободной ассоциации, известного еще со времен Оуэна. Подчеркну: работающей ассоциации. При этом каждый трудится не за плату, а за интерес. Ты хочешь, чтобы твое предприятие действовало эффективнее или просто стало чище, уютнее? Объединяйся с единомышленниками и делай!
Кстати, в конце 80-х группа ученых, в которой участвовал и я, довела этот принцип до подробнейших инструкций. Мы делали такую работу для Минского часового завода, для ВЭФа, для ряда московских предприятий. По сути - это учебник производственного самоуправления, сотни страниц. Для комитетов самоуправления микрорайонов и местного самоуправления был подготовлен аж пятитомный трактат, который включал в себя и практический опыт.
Короче, в наших рюкзаках заложен неплохой багаж. Так почему же дело движется так медленно и трудно? И как его можно ускорить? Наверно, у каждого из нас есть своя версия ответов. Послушаем.
Э. Рудык, заведующий лабораторией Института занятости (РАН)
Мы все понимаем, что производственное самоуправление - это высшая ступень развития демократии на производстве, т. е. ситуация, при которой всем - я подчеркиваю: всем - работающим на предприятии принадлежит законодательная и контрольная власть и они осуществляют ее либо прямо - через общее собрание, либо косвенно - через выборных представителей. Разумеется, в рамках закона. Ну, и понятно, что решения принимаются на основе принципа "один человек - один голос". Тут разногласий нет.
Но как только мы переходим к вопросу о базе самоуправления, возникает по меньшей мере два больших течения, два понимания. Кстати, не следует смешивать этот вопрос с другими: при какой форме собственности самоуправление наиболее жизнеспособно. Так вот. Для многих самоуправления является атрибутом коллективной формы собственности. В свое время Аузан предложил форму самоуправления как единства собственности, труда и управления. При этом под собственностью понимают прежде всего имущественные отношения. Отсюда жесткая увязка права работника на участие в управлении и распределении результатов с его долей в имуществе предприятия. Но не менее многочисленны и сторонники другого подхода. Собственность, говорят они, это не только и даже не столько имущественные отношения, сколько власть в хозяйстве. Собственник тот, кто реально осуществляет контроль над производством, опять-таки, разумеется, в рамках закона. При этом подразумевается, что право работников на участие в управлении производством и распределении его результатов является из естественным правом, вытекающим из самого факта участия в производстве и не может ограничиваться никакими имущественными цензами.
Вы скажете - теория? Нет, это практика, в том числе политическая. Сегодня в нашей стране правящий режим пытается, пользуясь языком шахматистов, разыграть с обществом четырехходовку. Первый ход: жестко ограничиваются и регламентируются права работников как работников предприятия. Второй ход: "дозволенные" права сводятся - я это подчеркиваю - к праву отдельного работника на участие в управлении производством и распределении прибыли при условии, что он владеет частью имущества предприятия. Третий ход, уменьшается объем прав тех, кто владеет долей имущества. По действующему законодательству их представители в совете директоров предприятия не могут составлять более одной трети даже в том случае когда предприятие не все сто процентов принадлежит коллективу. В отнюдь не гуманном буржуазном праве это был бы нонсенс. И, наконец, четвертых ход. Это попытки так или иначе вынудить работника продать или иным путем уступить принадлежащие ему акции или пай. В результате на выходе он - голенький. Подходящую иллюстрацию сказанному каждый легко найдет в прессе, а то и в собственной практике.
И получается интересная картина. Те сторонники производственного самоуправления, кто жестко связывает его с какой-то определенной формой собственности, обуславливает его наличием доли в имуществе, - все в одной лодке с нынешними столпами нашего режима, нравится им это или нет.
Возникает вопрос: что делать? Есть программа-максимум. Ее мы найдем в работах А.Булгарина и А.Колганова. Это принцип свободы выбора форм хозяйствования, закрепленный законодательно. Он, кстати, позволяет примирить сторонников любого варианта самоуправления и владения имуществом как между собой, так и с теми, кто вообще не желает ни управлять, ни владеть, но хотел бы иметь определенные гарантии своих прав наемного работника, которые прежде гарантировал КЗоТ.
Программа-минимум - это, по-видимому, просто максимальный учет предпочтений работников в сегодняшней ситуации. А это прежде всего право на участие в управлении производством и распределении прибыли независимо от участия в совладении имуществом.
Обе программы в принципе могут быть реализованы, хотя и с немалыми трудностями. Что касается первой, то ее реализацию тормозит отсутствие в России достаточно мощного профсоюзного, рабочего движения, которое могло бы заявить и отстаивать такие лозунги. К этому добавляется еще одно расхожее мнение-возражение, мол, радикальное перераспределение хозяйственной власти приведет к большим социальным потрясениям вплоть до гражданской войны, а Россия уже исчерпала все лимиты на подобные катаклизмы. Но скажите, нынешняя страшная пассивность народа - не большее зло? Она способна обернуться тихой национальной катастрофой. Обманчиво тихой, потому что как раз в этом случае гражданская война становится весьма реальной перспективой.
Программа-минимум могла бы решаться на уровне каждого предприятия путем внесения соответствующих изменений и дополнений в его устав, еще раз подчеркну, в рамках действующего законодательства. Но на голом энтузиазме такое дело не двинется, В каждом случае потребуется хотя бы один квалифицированный энтузиаст. Значит, надо создавать региональные опорные структуры, своего рода учебные центры производственной деморкатии и собственности работников. Насколько мне известно, уже сейчас функционируют примерно 15 региональных центров защиты собственности работников, существует целый ряд школ, в которых профсоюзные работники и активисты получают необходимую информацию по этой тематике. Мне, к примеру, недавно пришлось поучаствовать в работе Международной школы трудовой демократии, которая объединяет рабочих и профсоюзных активистов разных направлений и не только из России, но и из Белоруссии и Украины. Работа этой и подобных им школ представляется весьма продуктивной. Думаю, хорошим подспорьем для всех кто интересуется этой проблематикой, станет и новая рубрика "Труд и власть в хозяйстве", которая открывается на страницах журнала "Альтернативы".
И последнее. Сейчас в Государственной думе "обкатываются" два законопроекта, в подготовке которых я принимал участие. Это закон "Об участии работников в управлении, капитале и доходе предприятия" и закон "Об участии работников в управлении, имуществе и прибыли коммерческой организации". Шансов, что эти законы будут приняты, в нынешних условиях немного. Но хорошо уже тот, что эти тексты приняты Госдумой к обсуждению и что при этом определеннные политические установки и юридические формулы получили достаточно широкую огласку. В частности, эти законопроекты могут уже теперь использоваться и как учебный материал в школах трудовой демократии, и как источник юридически выверенного текста при подготовке уставов и других документов акционируемых с участием работников предприятий.
С.Матсас-Михаил, профессор (Греция)
Может быть, сначала мы все же зададимся вопросом: так ли уж неизбежен рынок в будущем обществе? А что такое рынок вообще? Рынок и обмен - не одно и тоже. Рынок - это такая форма обмена, при которой работает закон стоимости. И вопрос стоит так: закон стоимости - это нечто абсолютное, вечное, идущее от антропологии или же все-таки исторически определенный экономический закон, имеющий исторически определенные границы действия.
Я думаю, что они существуют и, в частности, определены самой историей XX века. Например, монополии, кейнсианские модели государственного ограничения рынка и т. п. - все это проявления ограничения закона стоимости в современном мире. Все более широкий круг социальных потребностей уже не может регулироваться через рынок. Возьмем ту же угрозу экологической катастрофы - здесь рынок совершенно не работает. Правда, тут не поможет и тупое бюрократическое регулирование в стиле Чернобыля. Чтобы решать такого класса проблемы, необходимо социальное планирование.
Конечно, планирование было сильно дискредитировано бюрократическим вариантом его практического воплощения. И сейчас широко распространено мнение, что план неэффективен, и что всячески стараются показать, апеллируя все к тому же бюрократическому опыту.
Если мы спрашиваем, что такое рынок, то мы обязаны спросить, и что такое план. Бюрократическое планирование само себя разрушает. Социалистическое планирование должно быть демократическим и таковым является на деле. Необходим постоянный диалог, взаимодействие плановых органов и трудящихся, когда обе стороны постоянно обновляют и переосмысляют свои позиции. План - не догма и не Бог, а рабочая гипотеза, которая на каждый конкретный момент может и должна быть перепроверена и переформулирована, исходя из инициативы снизу.
Поэтому нам необходимо иметь демократически планируемую экономику. Соответственно и центр тоже должен быть демократическим. Рынок при этом не исчезает. На определенный период он необходим. Но постепенно он будет отмирать, как бы самоотрицаться внутри плановой системы. Инструментом для разрешения противоречий, возникающих между планом и рынком в переходный период должны стать все органы самоуправления - рабочие комитеты, профсоюзы, советы и т. д.
Само собой разумеется что все эти органы самоуправления ни в коем случае нельзя создавать по приказу сверху. Они должны возникать по инициативе снизу. Однако и спонтанность - не решение проблемы. История - не автоматический процесс, и мы все в ответе за то, как она развивается. Поэтому вопрос сознательного воздействия на историю - центральный вопрос.
И последнее. Я убежден, что сопротивление рабочего класса в обозримой период не может быть подавлено. Мой оптимизм базируется на объективной оценке соотношения сил. Я понимаю, что в рабочем движении в России сегодня существует множество сложных проблем. Тяжестью экономической ситуации они далеко не исчерпываются. Это и автоматизация общества, и резкий рост индивидуализма, и попытки решать все проблемы вне их связи между собой. Но у рабочего класса России существует и мощная коллективистская традиция. Она поможет.
Чтобы создать в России реальный капитализм и реальный рынок, потребуется "создать" 40 миллионов безработных. Чтобы народ смирился с таким, нужна авторитарная диктатура или фашизм. Рабочие России победили в борьбе против фашизма 50 лет назад. Победят они и на этот раз.
Силы, которые стремятся установить в России именно такой вот "дикий" капитализм - это "новые русские", номенклатура, криминальные слои. Социально они слабы. Они еще не сформировались как реальный класс со своей суперструктурой, с помощью которой они могли бы постоянно извлекать прибыль, прибавочный продукт. Пока это лишь эмбрион будущего класса. Их кажущаяся сила базируется на поддержке западного капитализма. Но мировой капитализм вряд ли им сможет помочь, поскольку он сам в кризисе. Не потому ли Международный валютный фонд больше обещает России, чем дает. Кроме того, капиталисты боятся инвестировать деньги в Россию, так как боятся, что здесь в любой момент может произойти реставрация коммунизма.
Ситуация драматическая. И в ближайшие годы она может еще ухудшиться. Но у нас есть основания для научного обоснования оптимизма.
О.Маляров, профессор (институт востоковедения РАН)
Когда мы говорим о производственном самоуправлении, мы не можем абстрагироваться от того климата, от той обстановки, в которой происходит этот процесс. В нашей стране возможности производственного самоуправления прямо и непосредственно определяются развития приватизации "по Чубайсу". Обратите внимание: все средства массовой информации, так или иначе контролируемые правительством, об этой проблеме молчат.
О самой приватизации говорят много. Но не говорится главное: что она направлена прежде всего на разрушение самой возможности производственного самоуправления. Уже в самом начале приватизации многие права трудовых коллективов были, в нарушение закона, узурпированы Госкомимуществом. На этот счет существует специальная справка Генпрокуратуры.
Практически ликвидированы права полного хозяйственного ведения трудовых коллективов и механизмы реализации этих прав через общее собрание или выборные представительные органы в лице СТК. На многих сейчас ликвидируются профсоюзы.
Трудовым коллективам были навязаны такие организационно-правовые формы хозяйствования, которые не позволяют трудовым коллективам стать хозяевами своих предприятий. Это касается не только приватизированных предприятий, но и государственных. В соответствии с указами президента сейчас фактически запрещена передача предприятий в полное хозяйственное ведение, что превращает их в казенные и лишает коллективы какой-либо возможности участвовать в управлении.
Но это лишь первый шаг. Теперь при приватизации практически запрещена аренда предприятий трудовым коллективом с правом выкупа, запрещено создание предприятий, находящихся в коллективной неделимой собственности, предельно ограничена возможность создания производственных кооперативов, акционерных обществ закрытого типа. Едва ли не единственной формой приватизации крупных предприятий стали акционерные общества открытого типа. А так называемые льготы - не более, чем маскировка, которая позволила отнять у трудовых коллективов их права так, что они это не сразу и заметили. Усиленно навязывался первый вариант льгот с "привилегированными" не голосующими акциями. Под давлением Верховного Совета был введен второй вариант, по которому 51 процент голосующих акций мог оставаться в коллективе. Но контрольный пакет не складывался, поскольку акции распространялись индивидуально, и значительная их часть попадала в руки администрации, а не рядовых работников. Новая программа приватизации, кроме того, воспрещала работающим акционерам составлять в совете директоров более трети списка!
Теперь наступил завершающий этап ликвидации прав работников на контроль и управление своим предприятием, превращения их в бесправную рабочую силу. Маскировка отброшена. Принадлежащие государству крупные пакеты акций продаются частным лицам или отдаются в залог коммерческим банкам в обход трудовых коллективов. И есть уже факты, когда руководство Госкомимущества отказывалось продать принадлежащий ему пакет акций трудовому коллективу.
А всеобщая ваучеризация, которая была использована, с одной стороны, как способ скрыть разграбление общенародной собственности, ее передачу за бесценок в немногочисленные частные руки, и с другой - как средство преодолеть сопротивление трудовых коллективов, блокировать их превращение в эффективных собственников! И в самом деле - ловкий ход: противопоставить трудовые коллективы всем остальным владельцам ваучеров.
Поэтому когда мы говорим о необходимости развития производственного самоуправления, надо учитывать, что при этом мы преследуем несколько целей. Это не только развитие передовой общемировой тенденции. Это еще и противодействие криминализации отношений собственности, противодействие массовым банкротствам и безработице.
Производственное самоуправление необходимо еще и вот почему. Сейчас на многих предприятиях отсутствуют эффективные собственники. И чтобы предотвратить спекуляцию акциями и активами предприятий, единственный реальный на сегодня путь - это структурированние трудовых коллективов их вовлечение в активное управление производством. Под структурированием я имею в виду консолидацию принадлежащих работникам акций и превращение их в неделимый контрольный пакет.
Не менее важная задача - предотвращение диктатуры плутократии, к которой скатывается наше общество. В этом плане самоуправление - хорошая база для развития демократии. Конечно, в этом случае самоуправление не должно замыкаться на уровне предприятия. Необходимо выстраивать снизу и эту демократическую пирамиду, создавая СТК городского, районного, областного, республиканского и, наконец всероссийского уровня. Такая структура составит реальную силу, способную предотвратить разгром демократии.
Что можно сделать уже сейчас? Как обеспечить для начала участие работников в управлении? В рамках действующего законодательства это можно сделать через коллективный договор, т. е. использовать еще не отнятые права наемных работников. Далее. Постараться превратить формальное право собственности в реальное и эффективное. Это можно сделать, избрав такой СТК, которому коллектив действительно доверяет, и передав ему в доверительное /это не тавтология, а термин/ управление все индивидуальные акции. А располагающий крупным пакетом акций СТК становится влиятельной силой в совете директоров. Следующим шагом может быть учреждение собственного инвестиционного фонда работников. И наконец, уже упомянутый выше "выход в люди", создание инфраструктур городского и далее в сотрудничестве с другими СТК.
Следующим этапом должно стать создание адекватной законодательной базы. К двум уже названным на конференции законопроектам - об участии работников в управлении, собственности, капитале и прибыли - добавлю еще один, предложенный Госдуме фракцией КПРФ. Это закон об экстренных мерах по выходу из кризиса, первый раздел которого называется "Демократизация отношений собственности". В нем фиксируются права трудовых коллективов любых форм собственности на участие в управлении, предоставление трудовым коллективам приоритетного права выбора форм собственности и хозяйствования. Особо оговорено, что право голоса на приватизированном предприятии имеет только его работник, а внешние акционеры получают "привилегированные" акции. Подготовлен также проект закона о самоуправляемом народом предприятии, где трудовой коллектив наделяется правом полномочного хозяйственного владения государственным и муниципальным предприятием. И, наконец, проект закона о национализации, где статья восьмая предусматривает восстановление, расширение и защиту прав трудовых коллективов в процессе национализации.
Разумеется, возможности принятия тех или иных законов зависит от соотношения общественно-политических сил в целом в стране и в том числе от соотношения сил в Государственной Думе. А возможности реального использования принятых законов - от степени развития самоорганизации в обществе. Поэтому существует тесная взаимосвязь между законотворческой деятельностью левых партий и самоорганизацией трудовых коллективов. Они должны поддерживать друг друга.
В заключении несколько слов о профсоюзах. Из роль - и, замечу, не без влияния властных структур - сводится сегодня, к сожалению, к защите интересов наемных работников. От комплекса проблем, связанных с самоуправлением, профсоюзы практически самоустранились. Их главный лозунг: "Рыночным ценам - рыночную зарплату". А в последнее время после их активной деятельности еще больше сузилось: давайте, мол, добиваться, чтобы зарплату не задерживали - это теперь главное. Но ведь в условиях растущей безработицы такие профсоюзы уже никого не смогут защитить, если не займутся всерьез и немедленно вопросами собственности и управления предприятиями.
Они могут и должны сыграть решающую роль в развитии производственного самоуправления, в воссоздании механизмов и органов управления трудовых коллективов. Потому что именно они представляют сегодня наиболее массовую струю рабочего движения.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Конференция продолжалась два дня. И, конечно же, невозможно втиснуть в ограниченную журнальную площадь все, что прозвучало в выступлениях без малого двадцати ораторов, в блиц-дискуссиях типа "вопрос - ответ" и уж тем более в кулуарах. Полная фонограмма конференции - без перерывов и пауз - составила 15 часов. В пересчете на текст это больше, чем может вместить весь журнальный номер.
И все же сказанное остается не только в памяти участников конференции. Со временем все ценное найдет отражение на страницах журнала в рамках рубрики "Труд и власть в хозяйстве".
